Спектакль 5 июня 2017 г.
Добавлено: 05 июн 2017, 23:48
Посмотрели премьерный спектакль "День опричника" в Ленкоме. Я восприняла его, может быть, и поверхностно, но, на мой взгляд, общей задачей было превратить сцену в трибуну. Марка Анатольевича Захарова всегда интересовала эта сторона, и политическая составляющая (обычно в общероссийском и даже вневременном и "внепространственном" масштабе) всегда так или иначе присутствовала в его спектаклях и фильмах. На этот же раз она была основной - и поэтому собственно играть артистам было мало возможности. Но именно за счёт своего высочайшего профессионализма они вытаскивали эту сценическую историю. Мужествен и сложен (гораздо, по моему мнению, сложнее изначального образа) был Виктор Раков, переходящий от жестокости к нежности, от грубости - к мягкости, познающий реальность и стремящийся к освобождению. По-захаровски шутовски-тираничным и трагифарсовым был Дмитрий Певцов в роли властителя, срывающийся с псевдоинтеллигентного грассирования на истерический рык взбешённого самодура. Очень целен, комичен и одновременно страшен был Хруль Алексея Скуратова. Невозможно естествен, до бытового, прекрасный Сергей Степанченко. Яркий и неожиданный - Александр Сирин. Комичен и концептуален Владимир Юматов в роли очередного генералиссимуса, вовремя глохнущего и не вовремя льстиво улыбающегося правителю, последовательно напоминающего Чаплина в роли Гитлера - и столь же пародийно-смешного. Опричники и журналисты, китаянки были вполне понятны и в общем органичны в этой сдвинутой, ненормальной стране, которую играли на сцене, непосредственно проецируя это по принципу Гоголя искривлённое гротеском изображение на сегодняшний день. Всё было читаемо и понятно - даже, наверное, слишком, понятно, слишком прямо, поэтому показалось менее интересным, чем это работает в "Пер Гюнте" того же Захарова или в "Борисе Годунове" Богомолова. Но, с другой стороны - это было доступно гораздо большему количеству зрителей, чем если бы перед нами представали глубоко символичные сцены. Да и Сорокин... - ну, скажем прямо, не Ибсен и не Пушкин.
Я абсолютно (для себя) не приняла материал, на котором строится спектакль. Творчество Владимира Сорокина я в принципе пока не воспринимаю как талантливое - Марк Анатольевич, как я поняла, увидел в нём нового Григория Горина, Горина нашего времени. Может быть, эти аналогии и напрашиваются, но мне страшно мешала слишком уж густая лавина нецензурщины, льющаяся со сцены, мешали слишком уж очевидные параллели с сегодняшним днём, однозначность трактовки этой современности и нагромождение друг на друга новых и актуальных понятий и неологизмов. Бесспорно, да - так в нашей жизни и есть: смещение, сдвиг ценностей и бестолковое нашвыривание в плюшкинскую кучу всего, что ни попадается на глаза: моды, техники, свободы слова, последствий сексуальной революции, которая всё никак не угомонится, безнравственности и бескультурья - всё это перемешивается и превращается в гвалт, в котором в жизни трудно разобраться. "День опричника" попытался показать это сценически... Сценография помогала, очень понравились проекции на колышущийся, неплотный занавес из отдельных трубочек - создавалась отличная визуальная иллюзия, подчёркивающая абсурдность происходящего - окружающего нас... И всё же это было не то, как будто не совсем театр. Трибуна. И периодически мне надоедало следить за подчёркнутой общественно-политической линией - и я просто следила за игрой актёров, за их мимикой и за их приёмами.
Поскольку я люблю творчество Марка Захарова, больше всего меня сегодня увлекло в спектакле то, что в филологии называется автоцитацией: чисто захаровские "фишки", пусть и переосмысленные, пусть и преображённые временем (а как иначе! Иначе это было бы просто повторением!), но его, "фирменные". Так очевидны были переклички между танцем опричников и танцем Кромвеля в "Королевских играх" (в свою очередь, вызывая неизбежные ассоциации с танцем опричников в прекрасном эйзенштейновском "Иване Грозном"). Конечно, возникали параллели с "Шутом Балакиревым" в мотивах шутовства, приспешничества и игры. Вращающийся факел напоминал "мельницу" из "Женитьбы", а мотивы звериного начала в человеке - волчью тематику из тех же "Королевских игр". Здесь, в "Дне опричника", была своя мотивация, но параллели и авто-реминисценции, конечно, возникали всё равно! Главное: я уже обращала не раз внимание на то, что все спектакли Марка Захарова (да и фильмы!) - о вечной женской любви. О любви спасающей и духовной, религиозно-возвышенной, несмотря даже на чувственность, которая свойственна многим его героиням: для Захарова любящая женщина всегда обретает святые черты и Богородичную чистоту: таковы и Кончита в "Юноне...", и "грешница великая" Екатерина в "Шуте Балакиреве", и Сольвейг в "Пер Гюнте", и Жена волшебника в "Обыкновенном чуде", и Лоренца в "Формуле любви" и так далее... Вдова Куницына здесь, в "Дне опричника" дополняет этот ряд. Женщина сильная и грубоватая, способная на жертвы и на безрассудную смелость, ставит высшим культом спасение ребёнка и свою глубокую любовь к опричнику Комяге - "Андрюше". И повязывая в финале белый платок на голову, становясь на колени, беря в руки младенца и читая молитву Богородице, она очевидно обретает её черты, очищая и своего возлюбленного: он тоже в финале освободится от тёмного плаща и останется в белой рубахе, и возьмёт на руки младенца в белых пеленах. Всё это, конечно, очень прямо, очевидно, явно - но почему бы, в общем-то и нет? Разве не очевидна идея о том, что только глубоко духовные чувства могут спасти человека от рутины и повседневности, обогатить его внутренний мир, в буквальном смысле дать волю, если он и чувствует себя несвободным? Так же очевиден и открыт, но открыт в оптимистичном ключе финал, в котором главные герои вчетвером, считая младенца на руках главного героя, убегают от настигающих их опричников - в погоне за мифическим белым конём, то ли Пегасом, то ли надеждой, то ли счастьем, то ли светом - которого, конечно, настигнут, потому что вместе и потому что фольклорная традиция, во многом продиктовавшая фабулу, этого требует
Вот в целом как-то так... Пока пересматривать не хочется, но я абсолютно не жалею, что увидела!
Я абсолютно (для себя) не приняла материал, на котором строится спектакль. Творчество Владимира Сорокина я в принципе пока не воспринимаю как талантливое - Марк Анатольевич, как я поняла, увидел в нём нового Григория Горина, Горина нашего времени. Может быть, эти аналогии и напрашиваются, но мне страшно мешала слишком уж густая лавина нецензурщины, льющаяся со сцены, мешали слишком уж очевидные параллели с сегодняшним днём, однозначность трактовки этой современности и нагромождение друг на друга новых и актуальных понятий и неологизмов. Бесспорно, да - так в нашей жизни и есть: смещение, сдвиг ценностей и бестолковое нашвыривание в плюшкинскую кучу всего, что ни попадается на глаза: моды, техники, свободы слова, последствий сексуальной революции, которая всё никак не угомонится, безнравственности и бескультурья - всё это перемешивается и превращается в гвалт, в котором в жизни трудно разобраться. "День опричника" попытался показать это сценически... Сценография помогала, очень понравились проекции на колышущийся, неплотный занавес из отдельных трубочек - создавалась отличная визуальная иллюзия, подчёркивающая абсурдность происходящего - окружающего нас... И всё же это было не то, как будто не совсем театр. Трибуна. И периодически мне надоедало следить за подчёркнутой общественно-политической линией - и я просто следила за игрой актёров, за их мимикой и за их приёмами.
Поскольку я люблю творчество Марка Захарова, больше всего меня сегодня увлекло в спектакле то, что в филологии называется автоцитацией: чисто захаровские "фишки", пусть и переосмысленные, пусть и преображённые временем (а как иначе! Иначе это было бы просто повторением!), но его, "фирменные". Так очевидны были переклички между танцем опричников и танцем Кромвеля в "Королевских играх" (в свою очередь, вызывая неизбежные ассоциации с танцем опричников в прекрасном эйзенштейновском "Иване Грозном"). Конечно, возникали параллели с "Шутом Балакиревым" в мотивах шутовства, приспешничества и игры. Вращающийся факел напоминал "мельницу" из "Женитьбы", а мотивы звериного начала в человеке - волчью тематику из тех же "Королевских игр". Здесь, в "Дне опричника", была своя мотивация, но параллели и авто-реминисценции, конечно, возникали всё равно! Главное: я уже обращала не раз внимание на то, что все спектакли Марка Захарова (да и фильмы!) - о вечной женской любви. О любви спасающей и духовной, религиозно-возвышенной, несмотря даже на чувственность, которая свойственна многим его героиням: для Захарова любящая женщина всегда обретает святые черты и Богородичную чистоту: таковы и Кончита в "Юноне...", и "грешница великая" Екатерина в "Шуте Балакиреве", и Сольвейг в "Пер Гюнте", и Жена волшебника в "Обыкновенном чуде", и Лоренца в "Формуле любви" и так далее... Вдова Куницына здесь, в "Дне опричника" дополняет этот ряд. Женщина сильная и грубоватая, способная на жертвы и на безрассудную смелость, ставит высшим культом спасение ребёнка и свою глубокую любовь к опричнику Комяге - "Андрюше". И повязывая в финале белый платок на голову, становясь на колени, беря в руки младенца и читая молитву Богородице, она очевидно обретает её черты, очищая и своего возлюбленного: он тоже в финале освободится от тёмного плаща и останется в белой рубахе, и возьмёт на руки младенца в белых пеленах. Всё это, конечно, очень прямо, очевидно, явно - но почему бы, в общем-то и нет? Разве не очевидна идея о том, что только глубоко духовные чувства могут спасти человека от рутины и повседневности, обогатить его внутренний мир, в буквальном смысле дать волю, если он и чувствует себя несвободным? Так же очевиден и открыт, но открыт в оптимистичном ключе финал, в котором главные герои вчетвером, считая младенца на руках главного героя, убегают от настигающих их опричников - в погоне за мифическим белым конём, то ли Пегасом, то ли надеждой, то ли счастьем, то ли светом - которого, конечно, настигнут, потому что вместе и потому что фольклорная традиция, во многом продиктовавшая фабулу, этого требует
Вот в целом как-то так... Пока пересматривать не хочется, но я абсолютно не жалею, что увидела!